Зачем русскому, пусть даже временно преуспевшему, дом в Испании? А и расскажу. В прошлом веке я устроился работать в коммерческом банке, позвонив в него с уличного таксофона. Вот ей-ей взял адресную книгу, раздел «Банки». Звоню в первый на букву «А»: вам программисты не нужны?
Судя по всему, сделал ресепшенистке (или как их тогда называли) день — очень уж заливисто та хихикнула, повесив трубку. Звоню следующей, ампутированная смешливость и возведенная в фикс исполнительность которой вывели меня прям сразу на ихнего CIO (ну или как они тогда назывались). В ходе экспресс-интервью CIO спросил:
— А вы вообще откуда?
— Я? С улицы…
Это оказалось настолько сильным self-селлингом, что меня, блин, взяли. Привели в каптерку, в которой мощные женщины целый день кипятили залапаный чайник и расспрашивали меня про компьютеры: какие они и а правда, что они могут эдакое… В чем суть их работы, я узнал только вечером, когда все, что наработал банк за день — все бумажки — нужно было за час (!) вбить в какой-то калькулятор с модемом. В это время весь персонал банка заводил свои машины и рассаживался по корпоративным автобусам. Но никто не уезжал пока калькулятор, нервно греясь, с энной попытки не отправит все в него вколоченное куда-то в… ТУДА. Женщины подавали условный знак в окно и вся кавалькада трудяг финансового фронта, облегченно взрыкивая, разъезжалась по домам. А нам предстояло все стопищи «провОдок» обложить деревяшками, продырявить перфоратором и сшить проволокой. Только тогда рабдень можно было считать законченным.
«CIO» был человеком продвинутым и не хотел вылезать из всего этого болота постепенно. Где-то уже на второй неделе моей головокружительной карьеры программиста он пригласил в банк иностранцев. Финны были: Трус, Балбес и Бывалый. Балбес был самым галантным в мире болтуном-гомиком, влюбившим в себя половину женского состава нашего банчка. Бывалый носил синий пимжак с золотыми пуговками, хвастался женой-чилийкой и ездил на сходки с городской мафией. А Трус приходился единственным среди них реально прогером. Короче, эта троица продала нашему банку «хорошую западную банковскую систему», которую еще только предстояло написать… мне под руководством Труса. Сказано, уплочено, сделано: забрали меня на много месяцев в Хельсинки. Там я увидел как снимается офис, покупается оргтехника и услышал многочасовые угорские разговоры за обедом ни о чем. Денег хватило еще и на аренду яхты. Нас четверо плюс жена Бывалого, плюс финско-чилийский грудничок отправились на исследование тысяч островов, перемежая тяжелую лямку морских волков с пантонными дискотеками и утренними очередями из таких же посудин, как наша, в капиталистические (там ведь всё для людей!) пункты приема винной стеклотары — ящики бутылок можно было сдать на каждом десятом острове не покидая палубы.
Больше всего запомнилось как смотрели по яхтовому телеку финал ЧМ Бразилия-Италия. И в перерыве позвонил CIO:
– Ну что, много написали?
И хотя я честно изучал по вечерам самый модный и передовой на тот момент фреймворк SQL Gupta, вместо ответа просто передал трубку Бывалому. Взгляд мой застыл на носу Труса, всерьез вознамерившись кликуху эту у него подрезать.
Бабки наши с финнами иссякли. Поэтому весь следующий за выигрышем кампионов месяц Трус с Димитрием кодили круглые сутки неподецки. По вечерам Бывалый садился за моей спиной, а Балбеса сажал за Трусовой. Одна за другой раздавались откупорки баночного Koff-а. Через 30 минут босы оценивали код босяков длинными ароматными отрыжками. А еще через 30 безвольно засыпали прямо в вертушках.
Когда малиновые пальчики солнца крепко хватались за восточный край делового квартала Хельсинки, Трус по традиции впадал в панику и причитал, окуная лицо в кисти рук: «Боже мой! Как я хочу уехать из этого дурдома!» Это говорил человек НИКОГДА не подтиравшийся газеткой! После чего он поднимал таки голову, выправлял из-под распечаток и долго, мечтательно смотрел на приколотую к пробковой доске вырезку из каталога испанской недвижимости: виллочка с садиком подле пляжика.
Это был прикольный сдвиг моего студенческого сознания: сволОты, родившиеся в раю, мечтают о жизни в раю еще большем.